Волонтер Татьяна Гилева — о работе с детьми-сиротами

Активист движения «Петербургские родители» Татьяна Гилева рассказывает, как не перегореть, занимаясь благотворительностью, и на какие вопросы ищут ответы у волонтеров дети-сироты.

Фото: Андрей Шуршев / «Бумага»

— Я буду в бордовой куртке и по мне заметно, что у меня скоро будет малыш, — говорит Татьяна в трубку. Способность нелогично вмещать в одно предложения несколько разных мыслей в Таниной манере говорить сразу подкупает: с первых секунд встречи она начинает отвечать на вопросы, которые время от времени задает себе сама. Татьяна начала заниматься тем, что сейчас называется волонтерской деятельностью, в 2004 году. Тогда в русском языке не было слова «волонтер», а о проблемах детей-сирот упоминали разве что на педагогических симпозиумах. — Мы называли это «помощью детям» или — «обследуем детей», «навестим детей». Слово «волонтерство» в обиход вошло все-таки позже, через пару лет, когда мы уже стали интересоваться, как это делают в других странах и как это называется у них. А тогда мы просто об этом не задумывались, — рассказывает Татьяна. — Я училась на педагогическом и стала искать себе дополнительную работу. Случайно наткнулась на сайт молодых мам. Там была история женщины, которая лежала в больнице со своим ребенком и видела там «отказных» детей. Она решила создать проект помощи таким детям. Ну, я и решила с ней познакомиться. Естественно, никаких материальных средств не было. Ну, какая тогда была возможность помогать? Только своим временем и силами.

«При обучении мы объясняем меры предосторожности: например, не давать детям своих личных контактов. Иначе они будут постоянно звонить, а так как у вас практически нет общих интересов, они попросту будут спрашивать: „Привет, как дела? Чем занимаешься?“»

О своей работе Татьяна рассказывает очень твердо и энергично. Кажется, что с 2004 года прошло немало времени, за которое первоначальный запал вполне мог сгореть. Многие волонтеры рано или поздно бросают свое дело — не хватает моральных сил и времени. Поэтому некоторые специалисты считают, что такая эпизодическая роль лишь вредит детям, и без того привыкшим не привязываться к посторонним. Татьяна такого критичного отношения к волонтерам не разделяет: — Обычно у людей просто меняются обстоятельства. Человек с добрыми, хорошими намерениями не просто так отказывается все это делать. У меня были периоды, когда я занималась с детьми меньше, потому что была больше загружена работой. К тому же, мне повезло, что мой муж очень сильно меня поддерживает, как в материальном, так и в моральном плане. У многих такой поддержки нет. Это жизненные обстоятельства, мы стараемся их предусматривать. Нужно трезво оценивать, когда и сколько ты можешь этим заниматься. Простой пример: самое печальное для нас время — это время сессии, потому что почти все наши ребята учатся, и к детям некому ходить. А еще время после сессии, когда все уезжают домой. Хуже бывает, когда человек выпал из работы и потом не хочет возвращаться, потому что думает: «Вот, я уже долго ничего не делал». Это неправильно, лучше вернуться и продолжать работу. Я уточняю, как может навредить помощь волонтеров: дети привыкают к тому, что к ним кто-то периодически приезжает с подарками и вниманием, начинают относиться к людям потребительски, как к спонсорам, которые должны их опекать. — Здесь нужно понимать, какую именно помощь оказывают волонтеры, — парирует Татьяна. — Если помощь состоит в подарках, в чем-то материальном, то это не волонтеры, это как раз спонсоры. А вообще дети принимают правила, они понимают, кто такие волонтеры. Поэтому мы не ходим к совсем маленьким детям в Дома ребенка. Они могут схватить тебя за руку и сказать: «Мама!». Мы стараемся организовать работу так, чтобы не травмировать детей. По мнению Тани, общение с человеком из «внешнего мира» в любом случае помогает социальной адаптации: — Во-первых, это формирует в голове ребенка образ сложившегося человека с нормальной семьей и профессией. Какую-то адекватную модель поведения. Во-вторых, это расширяет знания о мире, самосознание как детей, так и волонтеров. — Но ведь в такие организации часто приходят люди, чтобы решить собственные психологические проблемы, — возражаю я. Таня мельком кивает: — Если мы понимаем, что у человека такая мотивация, то стараемся его не брать. При обучении мы объясняем меры предосторожности: например, не давать детям своих личных контактов. Иначе они будут постоянно звонить, а так как у вас практически нет общих интересов, они попросту будут спрашивать: «Привет, как дела? Чем занимаешься?». И ребенку будет не объяснить, что ты чем-то занят. У меня есть «ВКонтакте» несколько человек в «друзьях». Но это уже взрослые дети. Вообще очень сложно регулировать эту дистанцию. «Идеального волонтера» не существует, — говорит Таня. Сейчас Татьяна официально работает в «Петербургских родителях», руководит проектом по социальной адаптации воспитанников детских домов. Проект она разработала самостоятельно: нашла бизнес, который удалось убедить, что нужно вкладывать деньги в социальную сферу. Финансирование любых программ, от закупки подгузников до проведения серии мастер-классов или экскурсии, полностью зависит от инициативы и настойчивости частных лиц. — С частными организациями работать гораздо легче, чем с государством: не нужно с какими-то бумажками ходить по куче инстанций, теряя огромное количество времени и сил, — поясняет Татьяна. — Понимаете, государство любую, даже самую хорошую идею может извратить до неузнаваемости. Направления, по которым ведется работа в детдомах — помощь в учебе, мастер-классы, соревнования, экскурсии, материальная помощь, формируются с появлением конкретных проблем, решения которых ищут волонтеры. — Разговариваешь с детьми — оказывается, они не понимают, что такое «собака на сене», — увлеченно рассказывает Татьяна. — Ага, значит, можно проводить лекции — по литературе, по поговоркам. Все формы работы появляются из общения с детьми. Понимаешь, что именно нужно. Мероприятия, которые организует государственные учреждения, зачастую нужны только для отчетности. Мы же стараемся брать такие формы работы, которые заведомо близки детям.

«С частными организациями работать гораздо легче, чем с государством: не нужно с какими-то бумажками ходить по куче инстанций, теряя огромное количество времени и сил»

— Педагоги, которые работают в детских домах — в большинстве своем адекватные люди? — спрашиваю я, имея в виду кадровый голод в интернатах и домах ребенка. — Разные. Есть те, кто работают еще с советских времен. Многие из них убеждены в своих методах воспитания и работают, как 20-40 лет назад: жесткая дисциплина и так далее. Но есть молодые, инициативные. Многие сами выпускники того или иного детского дома: окончили колледж, университет и вернулись. — Возможно, они привыкли к этой системе и им трудно из нее выйти? — А из любой системы трудно выйти, согласитесь, — спокойно говорит Татьяна. — Многие выходцы из детских домов очень скоро находят для себя привычную систему: это тюрьма. Многие из них просто не знают, как можно жить самостоятельно. Но, с другой стороны, разве молодые люди, выросшие в семьях, знают, как жить самостоятельно? Строго говоря, они пытаются копировать жизненные и поведенческие модели родителей или стараются делать что-то свое, рассчитывая на поддержку семьи. Получается, что шансы воспитанников детских домов на социальную адаптацию больше всего снижает именно отсутствие этой поддержки. Но могут ли здесь помочь волонтеры? — На вопрос «зачем я это делаю», я ответила еще в самом начале своего волонтерства, — говорит Татьяна. — Чтобы эти дети не отличались от других детей. Ведь у них постоянно возникает простой вопрос: «Как?». Это подростки, у них свои проблемы, свое мировоззрение, к ним нужен подход, нужно найти время, силы — и ответы на постоянные «как», «как», «как». Сейчас тему сиротства стали везде поднимать, правда, в связи с этим ужасным законом Димы Яковлева. Во всяком случае, на эту проблему обратили внимание. — Говорят, что самое лучшее — это работать на то, чтобы детских домов вообще не было? — Ну, это была бы, конечно, идеальная ситуация, — соглашается Татьяна.